Я отряхнул руки и выпрямился наконец, распрямляя затекшие колени. Сердце заходилось в истерике, не санкционированной ничем, кроме желания мне досадить. Врач впрочем называл это вполне научно, тахикардией, хотя и разводил руками. И меня разводил. На деньги. Была бы тахикардия дамочкой, я полагаю, была бы она истеричной бледной как первый снег, романтичной дурой. Ну и черт с ней. Проживу как-нибудь.
Следы на песке начинались ниоткуда и уходили в никуда. Просто появился человек, прошел десять шагов и исчез. Параллельно трупу. Или так неправильно говорить? Впрочем трупу уже все параллельно.
Вообще трупы владеют геометрией лучше чем мы, простые смертные, им либо параллельно, либо перпендикулярно.
Последнее время я начал замечать, что при малейшем намеке на убийство, мое заполошное сердце заходится в истеричном припадке, а мозги, будто в насмешку, заняты всякой чушью. А ведь я вроде как должен его расследовать. Мда.
Убитый лежал на диванчике, на спине, безвольно свесив вниз правую руку, левая была прижата к глазам, будто палящее на пляже солнце ему мешало, скреплял всю эту композицию узкий венецианский стилет, прошедший сквозь ладонь и левую глазницу. Никто его еще не вытаскивал. Судмедэксперт задерживался, пьянствует небось где-то прямо с утра, сволочь.
Хотелось со всей злости пнуть диван, но я опасался разрушить эту хрупкую конструкцию, оставленную каким-то безумным скульптором фигур из песка. Хотя у меня были серьезные подозрения что если она выдержала убийство, то и мой безобидный пинок тоже выдержит.

Люди бывают совершенно разными. Есть люди-мешки. Они съедают тебя изнутри, такие люди и ты сам становишься пыльным и пустым мешком в который сваливаются и пропадают без следа старые знакомые, новые друзья, впечатления, краски, события. Потом, через некоторое время эта мешочность исчезает, забрав часть твоих красок, впечатлений и людей, и ты остаешься пришибленный, щуришься подслеповато на весеннее солнце и постепенно идешь к нему, к теплу, к радости и свету.
И еще очень сильно боишься когда к тебе подходят сзади и пахнет пылью.

***
«Очередное Вам наше с кисточкой»,- пишу из далекой страны,

Пишу: «Я здесь прослыл выскочкой. Как всегда ненароком. Как Вы?»

Пишу, ручка скользит бездумно, со строчки на строчку - в ряд,

А мысли затеяли сутолку: «как далеко... я рад?».

Столпились и давят, собаки, хоть сам на них лай,

Хоть строй для болезных стоп-пойнт, караван-сарай.

Я пишу вместо этого: "...жарко, особенно по вечерам,

А под утро с реки приходит зловредный, зловонный туман."

Я пишу банально и плоско, и конечно же не о том,

Что стал здесь почти что в доску, раздумываю над котом,

Приобрел кулинарную книгу, низачем, просто так от скуки...

А у сердца видно болезнь. Оно тихо скулит с разлуки.

***

Или еще скажи вот так «Послушай, я рад, я так чертовски рад, что ты в порядке». Потом возьми ее за руки, сожми пальцы. Почувствуй их хрупкость. Потом опусти взгляд.
А дальше уже начинается ее выступление на балконе. Она скажет «Ромео?». Тут надо кивнуть и отвлечься от телефона. Она скажет «Я так ждала». Тут можно припомнить что уже зима, а в начале знакомства было лето. Быстро вычислить количество дней. Впрочем, это она не просит ответа, а уведомляет – «скорей!». Тут главное осознать, что тебе и ей давно не четырнадцать лет, и что яд не выход, впрочем как и любовный сонет. И не отпускать ее рук. Несмотря на сотни вас ждущих признаний, ссор и разлук. Слышишь? Уж если взял, то держи. Вот в этом и есть сила, Люк.

На самом деле все не так трагично, но как поэт я склонен к преувеличениям))

читать дальше
Я уже старик, правда, смотри, пол-головы седой,
Я уже забыл как это не чувствовать боли, быть собой,
Я по старчески поджимаю губы, хожу осторожно, боюсь упасть,
Для тебя еще все на свете возможно, для меня больница ближе чем страсть,
Для тебя почти что преграды нету, можно холодом, можно теплом, а я как растение нежное к свету, от прохлады сжимаюсь в ком.
У меня атеросклероз предсердия, видно весны передоз,
Но, скажу тебе: смерти - нету, я исчезну - но не всерьез.
И потом, когда ты по улице, осторожненько, обходя,
Кто-то мимо бегом по лужам, и весной обольет тебя.
Ты не дергайся, не ругайся вслед, на секунду почувствуй, замри,
Если мир позволяет тебе так умереть, то послушай меня - умри.

Кайо Руэда, ироничная ты моя радость, от тебя конечно немного осталось, но что осталось то мое и никому не отдам)) А постепенно быть может и впрямь соберу здесь)

читать дальше
1. Имя
Кайо Руэда
2. Национальность
Испанец
3. Краткое описание внешности и характера
Высокий, сухощавый, хотя даже не сухощавый, а скорее мосластый человек с резкими крупными чертами лица, из которых особенно выдается нос. Тех неопределенных лет, когда мужчина уже определенно обрел самостоятельность, но все еще не потерял тягу к приключениям и не обзавелся собственным семейством, а может и цели даже такой не имеет, да и кто в этом может упрекнуть благородного hidalgo не рискуя напороться на острие его шпаги, эфес которой небрежно повязан очередным платочком дамы сердца, батистовым, из тех, что дюжинами покупались в ближайшем порту с одной из французских барк, что миновали душные объятья своих соплеменников с Тортю, а то и у них самих, если не у испанцев. Батист хорошо рвался и хорошо впитывал кровь и трудно отстирывался, поэтому периодически при явных финансовых трудностях Дон Кайо решал, что временно обойдется если не без сердца, то хотя бы без дамы, и тогда облик его терял сдержанную романтику поклонения belle dame sans merci и обретал некую залихватскую потрепанность стареющего авантюриста и повесы.
4. Цель прибытия
Исключительное и невероятное любопытство))
5. Кто поручился
Благородный идальго, чье имя трепать не пристало)) Лишь мурчать его можно на ушко прелестнице томной, а иначе воткнется прямо в печень острое жало, его шпаги и даги, а может быть даже кинжала.

События имеют свойство то замирать и топтаться смущенно на пороге, то нестись обезумевшим галопом, но в обоих вариантах присутствует некая фрагментарность пожалуй, динамика не хранится в памяти, память-воровка отбирает только самое яркое, сильное, внезапное, вот так и лежит потом вся жизнь фрагментами, черт его разберет что было до, что было после, и самый яркий из них, манящий как глянцевый леденец, оказывается внезапно вовсе ничего не значащим рожком мороженного из детства. Обидно, господа мои, обидно за память. Приходится ловить по ускользающим следам, тянуть по леске восприятия. Тянешь-потянешь…

Вот например я помню... Друзей из детства помню, но смутно - что-то загорелое, голенастое, белобрысое помню и помню еще темноволосое, а как выглядели остальные не помню напрочь. Память как Пикассо и Ван Гог дорисовывает что-то невнятное - тут ухо, а тут.. ох, господи, помоги мне это развидеть. Гораздо лучше я помню что мы делали, но тоже не все, там где есть логика - помню, там где нет, ну что-то видно делали. По крышам лазали, костры жгли, помню все хотели нагреть балончик от сифона в костре и таки бросили же, и хватило ума отбежать подальше. А что случилось потом вот убей - не помню. Ну раз жив то наверное ничего страшного не случилось. Еще помню в гостях я был и мне выговаривали что "кровать мол должна быть всегда застелена, а то придут гости, а у тебя кровать не застелена - ни морщинки быть не должно". А я уже тогда был нетерпимым интровертом и намерение гостей проверять мою кровать меня видно возмущало, поэтому увы... застилаю конечно, но это я постарел, постарел... А еще помню небо очень ярко, темное такое, бархатное и звезды на нем чистые, белые, очень очень близко и отец объясняет что вон то это медведица. Ни разу так больше их не видел. Или не запомнил...
Чем больше лет, тем хуже память. События наслаиваются, подменяют друг друга, что-то важное уходит куда-то вглубь, а поверху как рябь остается: "ох ты ж, забыл письмо отправить, а вон тот проект незакрытым висит уже месяц, и здесь вот надо документы то добить, добить". Это помню, а друзей нет. Что-то со мной не так.

Как ему удалось выжить? Дубль-1-лови момент
- Как ему удалось выжить? - спросил Лейстред взирая на американского агента слабо шевелящегося на мусорных баках.
- Меня сбрасывали десять раз, - с некоторой гордостью проинформировал его ЦРУшник, сверкая белозубой, на фоне разбитых губ, улыбкой.
- Это элементарно, Грег, - добавил свесившийся из оконного проема Шерлок, - с новым мак-гамбургером любой может почувствовать себя суперменом.
Детектив картинно встряхнул кудрями, убрался из окна, и оттуда вылетел второй американец, упавший точно поверх первого крест-накрест. Первый глухо охнул и откуда-то из-за края мусорного бака появилась рука, неуверенно складывающая пальцы в международный символ "ОК!".
- Все, - гаркнул прямо в ухо Лейстреду человек, похожий на Рональда Макдональда всем, кроме выражения злостной ожесточенности на угрюмом лице. - Снято!
Шерлок снова свесился из окна, наблюдая за тем как потрепанных агентов достают из мусорных баков.
- Спасибо вам, мистер Холмс, - прокричал клоун-режиссер, задирая голову. - за своевременное приглашение снять рекламу. - заметив Джона, маячившего рядом, он добавил, - и Вам за сценарий, мистер Ватсон.
- Да ничего, - смущенно откликнулся Джон, оглядываясь на разгромленную гостиную, - Ее стоимость как раз окупит наш ремонт.


Как ему удалось выжить? Дубль-2. Грустный.

-Скучали по мне? - Джим элегантно стряхнул невидимые пылинки с лацкана пиджака и взглянул в камеру, - Скучали? - повторил он с некоторой угрозой. - Себастьян, да перестань ты плакать в самом деле, иначе мы это посмертное видео никогда не снимем. Ты еще его наверняка и потеряешь потом года на три.

Как ему удалось выжить? Дубль-3. Зловредный

- Как ему удалось выжить?
Майкрофт проснулся от того, что в висок ему упиралось дуло пистолета. Над кроватью маячила рассерженная низкорослая тень.
- Как ему выжить удалось, я Вас спрашиваю, мистер Холмс?!? Вы мне обещали!!! У меня семья! Почти. У меня ребенок скоро будет!
Усы спрашивающего, подсвеченные бледным лунным светом, гневно топорщились.

Как ему удалось выжить? Дубль-4. Полезный

- Как. Ему. Удалось. Выжить?!?
Джим бесился. Он разбил весь сервиз. Изрешетил стену. Полки книжного шкафа щерились пустыми проемами вырванных в гневе книжных остовов, валявшихся теперь бессильно на полу.
- Вот поэтому, сэр, - хладнокровно отметил Моран, наклоняясь и поднимая с пола одну из книг, - Вам и нужен, - он помедлил немного, прицелился и запустил ей куда-то в темный угол, - хороший снайпер.
Расплющенный о стену трупик комара являл собою наглядное подтверждение его словам.

Как ему удалось выжить? Дубль-5. Хм...

- Как ему удалось выжить?
Голос политика казался бесцветным, но от этого становилось почему-то только страшнее. Антея замерла на середине предложения, боясь привлечь к себе внимание неловким клацанием клавиш.
Майкрофт оглянулся на беговую дорожку и снова перевел взгляд на весы, которые уже целую неделю упрямо демонстрировали, что до заветного идеального веса оставался всего один зловредный фунт.
- Как? - спросил он еще раз и стебель латука глухо хрустнул в побелевших от сдерживаемого напряжения пальцах.

Я уныл и скареден и слеп,
И бреду по этой жизни безнадежно,
Правилом поставив непреложным,
Что давно заточен в пыльный склеп.

В склепе я меняю пол на угол,
В темноте забыв о направленьи,
Сея время в пересчете на мгновенья,
Груз забот свой двигая с натугой.

Тщетно мантры проговариваю вслух,
Что забавен, мил, нелеп, свободен,
Звездочка на чьем-то небосводе,
Что во мне живет бунтарский дух.

Но скпетичное молчанье мне в ответ,
Саркофаг давно изъеден молью,
Не с кем поделиться этой болью…
А односторонний диалог нелеп.

Зал молчит, поклон на бенефис,
Выйти снова и пройтись по бритве,
Не призвать себя на эту битву
Зла с добром - мой неизбежный риск.

Житель саркофага вторит мне
Мертвой тишиной аплодисментов
Как и я покорен он вдвойне
Режиссерским указаниям моментов.

Я свернусь клубочком на полу,
Прекратив безумное броженье,
Вы в мое войдите положенье,
Спать хочу я - больше не могу

368 грех присутствует в истории человека: тщетно было бы стремиться игнорировать его или давать этой темной реальности другие названия. Чтобы попытаться понять, что такое грех, надо, прежде всего, признать глубокую связь человека с Богом, ибо вне этих отношений зло греха не разоблачается в своем истинном облике отвержения Бога и противления Ему, но продолжает лежать тяжким бременем на жизни человека и на истории.

P.S. И сразу чувствуешь интерес.. что это за грех, почему такой большой номер. Откуда он вдруг взялся этот грех?

Летом солнце немного злее,
Чем обычно бывает солнце,
Обжигает до крови кожу,
До загара темных наростов.

Летом люди в мечтах о море,
В душных офисах и квартирах.
И не глядя швыряют деньги,
Чтоб убраться как можно быстрей.

Летом думается так туго,
Что порядком не до дефолта,
И поэтому именно летом
Наступает кризис в стране

Лето очень быстро проходит…
Много лет…

Предупреждение: смерть персонажа, эм... относительно жестокая смерть, наверное, короче детям лучше не читать, и вообще подумайте есть ли вам уже 18 и так ли вам она нужна эта взрослая жизнь, а то никто не думает а потом начинается "вот... работа, зарплата низкая, каникул нет, налоги есть, не прогуляешь... "...

читать дальше
В мае ночи становятся короче, а дни длиннее. В мае солнце начинает вспоминать зачем оно выкатилось на небо и длинные майские дни тягуче-сладкие, яркие как мед, легкие и ударяют в голову как запах дурмана и осоки над заболоченной рекой. Весной люди жгут костры и катают колеса. А впрочем нет. Это летом. И дурман тоже летом. А колеса теперь катают круглогодично.
Но вот сейчас человек костер зажег. Правда подальше от реки, чтобы его не было видно. Выкопал специально ямину, укрепил стенки, сначала запалил мелкий на бумаге и сухих щепках, потом уже оставил медленно тлеть изломистые большие бруски пористого старого дерева, перемешанные с корой и древесным углем.
Дым шел неохотно, тонкими струйками поднимаясь над землей, а потом и вовсе прекратился. А воздух сверху прокалился, сделался дрожащим и прозрачным.
И тогда человек встал. Потянул через голову футболку, обнажая и поджарый живот с узкой темной полоской волос и бледную, пока еще не знавшую загара кожу ребер, натянутую на полосках костей так обманчиво хрупко, что хочется провести пальцами, очертить и выше к солнечному и дальше к плечам, к горлу, к подбородку со свежей, ночной только щетиной, о которую неприятно цепляется тонкая ткань. И ремень тоже снял. И джинсы. А плавки снимать не стал. К чему? И так снимут, стащат, да и потеряют где-то, а одежду жалко, не накупишься так, не накупаешься.
Река была еще сонной, темной, мягкой с виду и холодной изнутри, так что когда вломился в ее утренний дремотный покой с размаху стало больно на секунду, а потом хорошо до мурашек, так что и выходить не хочется. И человек поплыл, широкими гребками, стараясь не сильно уступать медленному и вялому течению, которое становилось тем быстрее, чем дальше он удалялся от берега. Впрочем сильно далеко и не нужно. Хватит и так. За пятки, голени, бедра цеплялись, задевали длинные плети водной травы. Сначала вздрагивал, прислушивался, а после и привык к этим прикосновениям, так что чуть не пропустил когда на промерзшей коже сомкнулись длинные пальцы, поползли выше, цепляясь, чуть притапливая, пока еще чуть, не совсем, играя.
Рядом вынырнула. Мокрые волосы облепляли бледное лицо. Нос простоват пожалуй, широкий кончик, чуть вздернутый, будто при рождении прижали кончиком пальца потянули чуть кверху. Веснушки на бледной, прозрачной до синеватых прожилок на висках, коже. Широкий рот, но губы полные, побледневшие от речного холода, но вполне привлекательные. И глаза. Темные. Прямо вот вместе со зрачком, радужкой и белком. Захочешь, не ошибешься. Впрочем это только пока, под первым взглядом, пока еще не адаптировались к солнцу. Девушка засмеялась, приподнимая верхнюю губу и зубы у нее оказались вполне нормальными, и руки, которые она положила ему на плечи тоже, да и грудь, бледная под водой, с темными, стоячими от холода сосками тоже была ничего. Вполне так, даже на взыскательный взгляд. А когда он этот взгляд отвел, с усилием, надо признать и снова перевел на лицо, то и глаза уже были нормальными, темный зрачок, радужка больше в коричневых и рыжих пятнышках, белок как белок, чистый до голубизны.
- Курортник? - хрипло спросила девушка, продолжая держаться за его плечи и пытаться удержаться на месте против слабого пока течения было неудобно, так что они медленно дрейфовали вниз, где как он знал поперек течения с одного края лежала древняя даже на вид замшелая коряга, и берег был подмыт до ямины, между корнями.
- Курортник, - подтвердил он хрипло, - с базы. С этого, как его, «Бережка». А ты откуда такая красавица?
- А я с другого, - смеялась она заливисто, запрокинув слегка голову, так что становилось видно бледное горло с пульсирующей жилкой сбоку и невольное прохладное гладкое прикосновение к бедру он проигнорировал, заглядевшись.
Скользнул руками ниже, опуская их на талию, потянул к себе, пытаясь по привычке завести ладони еще дальше, чтобы подхватить.
- Экий прыткий, - вывернулась она без усилия, - ниже - табу.
- А выше? - он взглянул на берег и вздохнул, береза, которую наметил себе ориентиром промелькнула как-то быстро.
- А выше давай, - и прохладное тело снова прильнуло, - давай выше. Чем выше поцелуи, тем ниже любовь.
И он поцеловал послушно, сминая прохладные губы, стирая усмешку и лаская твердые от холода маленькие соски, а потом уже просто прижимая к себе, выглаживая ладонью острые лопатки, пробираясь пальцами по круглым как галька позвонкам выше, к шее, отводя мокрую прядку, чтобы коснуться губами и здесь, накрывая мерное биение жилки, и снова ко рту, вылизывая краешек губ и целуя и когда шило вспороло кожу, входя между вторым и третьим позвонком она только выдохнула глухо и непонимающе ему в рот.
А вот после пришлось худо. Хвост, по змеиному гибкий конвульсивно сжался вокруг бедер, сковывая, не давая плыть и он чертыхнулся, выгребая одной рукой, удерживаясь на плаву, бережно придерживая тяжелый затылок русалки и надеясь что навершие иглы плотно затыкает вход так что крови выходит разве что чуть. Большую проблему представляла тонкая карминная струйка из краешка рта и ее пришлось слизать. Кровь в воде пахнет долго и расходится быстро, а другие, охочие до крови, или, еще хуже товарки, недавней жертвы, ему пока не нужны, да и вообще не нужны, если подумать.
Промоина показалась почти сразу после того как кольца хвоста распались, освобождая ноги, и плыть пришлось быстро и потом нашаривать веревку, одной рукой, ошибаясь раз за разом и хватаясь за корни. Но ухватился и нашел и дернул, подавая сигнал и где-то наверху затарахтела машина, вытягивая двойной вес.

- Ну ты даешь, Серый, - напарник осуждающе покачал головой. - Ну а как бы не успел? Вечно ты увлекаешься, в ущерб процессу, а от нас потом заказы уплывают. В буквальном смысле.
Он хохотнул, довольный шуткой. Руки его в желтых плотных перчатках двигались привычно и быстро и острый нож вспарывал бледную кожу подбрюшья, спуская кровь, казалось сам собой, затормозив только там, где она переходила в более плотную гладкую кожу хвоста, свернувшегося темным большим кольцом.
- Иди, отдохни, - буркнул человек, деловито отпихивая кончик увенчанный жестким гребнем, распрямляя, давая ножу пройти дальше, - вот ведь угриная сыть. Нет чтобы как в приличных сказках рыбий хвост заиметь.
- Тогда бы чистить замаялся, - безразлично ответил Сергей и чуть прихрамывая двинулся к машине, надо было найти обезболивающее и мазь от синяков.

Костер, который он развел ранним утром, уже прогорел до хрусткого угляного жара и поверх этих углей привычно разместился большой котел. Сергей обошел еще раз кострище, оделся, вздрагивая от того как прогретая теплом ткань прилегает к коже, подтащил еще пару сухих веток с края поляны и почувствовал что окончательно устал. После он вытянулся на заднем сиденье машины, свесив ноги в проем открытой двери и бессмысленно, умиротворенно вслушивался в неясный шум шагов, в бурчание напарника, в какое-то металлическое позвякивание, шуршание, привычные и мирные звуки и сам не заметил как уплыл в сон и во сне этом по лугу бродила девушка. Не слишком красивая но все же. Темно-рыжие волосы, вздернутый нос, веснушки, рот широковат, но губы полные, сочного карминного оттенка от собранной скороспелой лесной малины. Хороший сон, уютный.

- Есть пойдем, - растряс его напарник, - я там рыбки еще наловил, хорошая уха вышла.
А уха и впрямь вышла наваристая, жирная и плотные ломти мяса шли под водку и в самом деле хорошо.
- Вот ведь - задумчиво сказал Сергей, наблюдая как тот деловито срезает с костей мясо, щедро пересыпая луком и чесноком - одна маленькая жилка… Вот ты бы стал человека убивать из-за жилки, Кость?
- Зато золотая, - отозвался тот и оттер лоб рукой, покосившись на медицинский бокс, заботливо оттащенный в тень. - А людей вон и за меньшее убивают. Да и потом какой это человек то? Так, нечисть. Зато на природе. Ухи вон пожрал, вечером шашлыков поешь. Дюже полезная тварюшка, со всех концов, я бы сказал.
Он хохотнул снова и но глаза почему-то отвел и буркнул уже неприветливо.
- Жри давай, скоро вертолет пригонят за результатом. И поверь, Серый, им плевать откуда в итоге эту сыворотку гонят, что из плаценты, что из русалок.